Варвара Михайловна была в детской. Когда она вошла в гостиную, то увидела Петра Андреевича, лежавшего на паркетном полу. Прибывший вскоре врач засвидетельствовал смерть от паралича сердца. Ему было всего 53 года…

ВЫСШИЙ СМЫСЛ

— Эта юная вдова долго в одиночестве не засидится! — таково было всеобщее мнение. И оно имело серьезные основания. Варвара Михайловна была молода, умна, хороша собой. Одним словом, производила эффект.

Но бежали дни и годы. Ни богатый помещик, ни отставной генерал к ней не сватались. И это было понятно. Все ее высшие интересы вращались вокруг детей. Их надо было кормить, оберегать, лечить от инфлуенции и кори, учить музыке и танцам, наблюдать за прилежанием в гимназии. Она перестала следить за модой, не было времени чтобы сходить в гости или принять у себя. Варвара Михайловна порой вздыхала: «Что делать, коли Господь призвал нас на грешную землю, чтобы делать добро ближним. Мои ближние — это дети. Вот им и посвятила я жизнь». Заметим, что на земле российской всегда были и есть такие святые женщины. Увы, осталась вдова без новой семьи, но с долгими одинокими вечерами в собственном доме на Петровском бульваре.

Она прощала неуплату долга за жилье бедным постояльцам, отказывала себе в самом необходимом, чтобы дать лишний кусок детям и внукам.

«Скряга!» — ехидно улыбались злопыхатели. — «Живет подобно нищей, а у самой, поди, в перине миллион набит!»

Федор Михайлович, великий знаток человеческих сердец, был иного мнения. 28 ноября 1880 года он писал своему братцу Андрею: «Варвара Михайловна была скупа лишь по отношению к самой себе, но всегда была готова помочь тем из близких, которые нуждались в материальной поддержке». Это были слова мудрого человека.

Впрочем, коли быть совсем точным, Варвара Михайловна стремилась помогать не только близким, а всякому, с кем сводила ее судьба.

Летом 1892 года в ее владениях выполнял штукатурные работы некто Александр Архипов. Мужик он был тихий, безответный, из подмосковных крестьян. Семья Достоевских знала его давно, поди, лет двадцать. На сей раз он привел с собой сыночка Ивана — долговязого, косолапившего громадными ступнями, обутыми в лапти. Тот был в отца добродушен, с хитрецой, но вежлив и услужлив. Иван выполнял при своем родителе роль подсобного рабочего.

В начале ноября, когда ударили первые крепкие морозы, ремонт был благополучно завершен. Варвара Михайловна расплатилась с Александром Архиповым и пригласила перед расставанием испить чаю.

— Эх, жизнь наша приблизительная! — вздохнул Архипов-старший. — Ванька — парень большой, а, считай, сидит на моей шее. Может, хоть вы, барыня, его к какому-никакому месту пристроите?

Задумалась Варвара Михайловна, да развела руками:

— Право, не знаю! — Но увидав огорченное лицо собеседника, вдруг решилась: — Впрочем, пусть остается у меня. Будет он вместо дворника. К тому же, станет делать, что прикажу: дрова наколоть, самовар поставить или еще что. Комнату дам, да вон соседняя с моей пустует. Жалование для начала положу 25 рублей в месяц.

Расцвел папаша, тычет в затылок чадо:

— Целуй, сукин сын, своей благодетельнице ручку…

Собственная доброта привела Варвару Михайловну в умильное состояние духа. Говорит:

— Отметить такое событие следует! — полезла в письменный стол, исполнявший обязанности буфета, и достала бутылочку мозельского. Приказала новому работнику:

— Беги, Ванюшка, в третий номер. Скажи моей квартирантке госпоже Боневольской, что прошу ее взять гитару и ко мне на закуску пожаловать.

Подхватился Иван, только пятками по лестнице застучал.

Госпожа Боневольская была вдовой солиста Большого театра и неплохо пела романсы под гитару. Вскоре они гуляли вчетвером, и госпожа Боневольская, перебирая гитарные струны, говорила:

— А вот этот романс я исполняла Николаю Васильевичу…

— Это который шорник? — простодушно спрашивал Архипов.

Госпожа Боневольская фыркала:

— Нет, это который Гоголь. Эх, была я тогда юной и прекрасной. — И она брала на высоких нотах:

Веселье закончилось поздно. А утром новый дворник поселился в доме по 1-му Знаменскому.

ТАИНСТВЕННЫЕ ПРОИСШЕСТВИЯ

И вновь потекла жизнь — размеренная и тихая. Вдова к себе никого не пускала, ездила только к дочери да внучкам на Пресню.

Но ближе к новому 1893 году начали с Варварой Михайловной происходить странные происшествия. Однажды в воскресное утро, как это было заведено, вышла она из дому, чтобы ехать к дочери. Ее внимание привлек высокий нескладный человек лет тридцати с лишним. Лицо его было грубым, мужицким, но голову украшала меховая шляпа, которые носят присяжные поверенными художники. Как человек наблюдательный, Варвара Михайловна заметила сие несоответствие и даже слегка улыбнулась.

Дня через два она вновь встретила этого человека в месте совсем неподходящем — в подъезде собственного дома. Правда, на этот раз человек был не в шляпе, а в войлочной шапке, но Варвара Михайловна узнала незнакомца сразу: мясистый красный нос, мешки под глазами на большом лошадином лице и глубокие глазные яблоки делали его весьма заметным.

«Видать, кого-то из постояльцев навещал», — решила хозяйка. Прошло еще дня три-четыре. Наступил субботний вечер, часы показывали начало девятого. Варвара Михайловна вышла из дому, чтобы у Петровских ворот сесть на конку и отправиться на Пресню к дочери. Небо было чистым. Ярко светила полная луна. На улице было довольно пустынно. Проходя мимо дома номер два по Знаменскому переулку, она вдруг была поражена резким скрипом снега под чьими-то ногами. Она не успела оглянуться, как кто-то сильно толкнул ее в спину, рванул, выхватил из рук небольшой саквояж и бросился обратно во двор.

— Караул! Помогите! — закричала Варвара Михайловна.

Минуту или две оглашала она криками пространство, пока не явился городовой и дворник.

— Побежал вон туда, за дровяной сарай! — объяснила женщина. — Такой высокий мужчина. Зверский, очень странный случай! У меня в сак-вояже всего шесть рублей — Бог с ними, пусть пользуется. Может, ему есть нечего. Да вот ключи жалко: от сундука, письменного стола и дверей. Все настроение, паразит, испортил!

Варвара Михайловна так расстроилась, что не поехала к дочери, а вернулась домой. Разбудила Ивана. Тот помог вскрыть дверь.

Наутро к ней в дверь постучал Иван:

— Пустите, барыня, что скажу… Я досконально выяснил, кто у вас саквояж укравши.

— Ну?

— Соседские дворники сказывают, что какая-то кухарка обличье мужское принимает и на прохожих разбойно налетает. Отчаянная, страсть! Интер-ресный хвакт!

— Глупость несешь!

— Никак нет-с! Потому как ей кто-то говорил, что у вас есть громадный капитал, а дома вы его хранить боитесь. За собой носите. Вот за эти подозрения она на вас набросилась.

— Кто же это распускает такие сплетни — «миллионы»… С хлеба на квас перебиваюсь, а миллионы и в глаза не видела.

— Так точно, но на чужой роток не накинешь платок!

— Это верно.

Крепко задумалась Варвара Михайловна: «Что делать? Злоумышленники явно меня выслеживают. Тот, в белой шляпе, один из них. Надо перепутать дни посещения родных. А то я со двора, а ворье — в мою квартиру! Нет-с, господа бандюги, не выйдет, не перехитрите».

Так пыталась она себя успокоить, но тревога крепко поселилась в ее сердце. Она вызвала к себе Ивана:

— Скажи-ка, Ванюша, тебе не попадался на глаза высокий человек в меховой шляпе? Морда понимаешь, на утюг похожая. Дураку ясно, что он за мной наблюдал. Хорошо было бы сдать его в полицию. И ко мне в дом зачем-то заходил. Видать, жулик прожженный. Глупейший случай грабежа.

Иван как— то странно посмотрел на хозяйку, словно заподозрил, что она с ума свихнулась, плотоядно улыбнулся и с укоризной молвил: